23.html

Шолом

1920 - 1943

Средний из трёх братьев. Спокойный, очень красивый молодой человек, немного выше среднего роста.
Вспоминает Соня, его младшая сестра:

... Шолом был очень скромным, застенчивым. По степени одарённости его можно было поставить рядом с Башевой. Прекрасно рисовал. В Минске, на учёбе, стал поклонником театра, филармонии. Когда приезжал на каникулы, рассказывал об актёрах и постановках, притом очень образно.

... Был хорошим спортсменом. Между нашим домом и домом Башевы установил турник и параллельные брусья, систематически занимался на них.

... Чувство юмора было развито в нём необычно. Так, перед генеральной уборкой на Пасху, он говорил: “Жаль, что Пасха только раз в году”. Однажды перед праздником Йом-Кипур, когда в жертву надо приносить кур, а перед тем как идти к резнику (“шейхеду”) с курами, надо читать искупительную молитву, Шолом дал Арчику вместо молитвенника учебник математики, и пошёл смотреть, как тот на полном серьёзе молится.

... Страшная война унесла ещё один талант. Нет сомнения, что он был бы не обычным инженером. Его склад ума, конструкторская жилка, талант изобретателя, меткость в характеристиках - всё говорило о его неординарности!!

Добавлю ещё одну черту - исключительную его аккуратность и любовь к порядку, впечатлявшую меня тогда, в детстве. И в своей недорогой, но чистой одежде, и в вещах, его окружавших. Всё было разложено на свои места, хлама не держал. Книги, тетрадки, ручки, краски хранил в своём столе, ящики которого были оборудованы секретными запорами, потому что по дому носились “неуловимые мстители” - близнецы Ошер и Гриша, пятилетние дети Мани, переворачивающие весь дом. Меня завораживала его готовальня с многочисленными никелированными штучками. И я часами мог смотреть, как он карандашом рисовал на ватмане пейзаж, а затем наносил акварельную краску, и пейзаж оживал.

Я изучил секреты его запоров в ящичках, но ни разу не залез в его стол. Слишком велико было моё почитание и уважение к нему.

После отъезда его на учёбу в Минск, стол перешёл к младшему брату Володе, который ещё более усовершенствовал запоры - близнецы подросли.

Заканчивал школу Шолом с трудом. Только позже я понял, что делал он это умышленно, чтобы не ехать учиться, а помогать семье. Но сёстры настояли, он уехал в Минск и легко сдал экзамены в Политехнический институт. Учился на строительном факультете. Он закончил только четыре года обучения. Помешала война. Был на кратковременной побывке у семьи в Воронежской области, в августе 41 г. ушёл на фронт.

Последнее письмо с фронта пришло уже не от него, а от его друга. Тот вместе с Шоломом получил задание взорвать мост под Белгородом. По правилам минно-подрывного дела хранить и транспортировать вместе взрывчатку и СВ (средства взрывания, капсюли, шнуры) запрещено. Друг полз с СВ, а Шолом тащил взрывчатку в ящике, привязанном верёвкой к ноге. Немецкая мина накрыла Шолома, ящик сдетонировал, взрывчатки там было на целый мост.

В Минске я пошёл в Политехнический институт, считая, что где-нибудь в вестибюле, на видном месте, должна быть мраморная доска, с выбитыми на ней фамилиями студентов, погибших в войну. Никакой доски там нет. Во дворе, перед главным корпусом стоит безобразный обелиск из бетона, покрашенный извёсткой, как колхозный свинарник. На нём - стандартная фраза из набора большевистской пропаганды - и всё!