10.html

Бабушка Лея

1879 - 1967

Небольшого роста, светлая, пряменькая, с румяным лицом. Быстрая, всегда на бегу. Даже когда ей было за 70, с полным ведром воды от колонки на другой стороне Брестской улицы, она бегом форсировала довольно напряжённое Брестское шоссе.

У большинства из нас была бабушка, рассказывающая сказки. У меня это была бабушка Лея. Шесть лет до рождения двойняшек у Марьим, я был единственным внуком, и отношение ко мне было особое.

Сказки были на библейские темы. Всевышний, услышав бабушкину интерпретацию, наверняка бы возмутился. Но у бабушки с Ним были особо доверительные отношения. Ещё трёхлетним ребёнком я наблюдал, как бабушка, закончив проверку кринок со сметаной, брала из кадки маленький кусок солёного сала. В очередной раз попробовав его, разражалась страшными и разнообразными проклятьями в адрес “гоев”, употреблявших сало в пищу. Проклинать (“шелтун”) она была мастерицей. Виртуозности её можно было позавидовать. Беззлобные её проклятья в адрес внуков, детей Марьим, всё время живших с ней, так же беззлобно воспринимались. А вот на сторону, проклятья действовали получше. В адрес одной дальней родственницы, обидевшей её родную дочь, она изрекла: “Зла я ей не желаю, но и добра - тоже”. Старшая дочь этой родственницы воспитывает незаконнорожденного сына, а младший сын тоже имеет проблемы в жизни.

Бабушка была модница, любила хорошую одежду. В синагогу одевалась, как на бал. Гордо шествовала по посёлку, нарядно одетая, на голове - “шал”, длинный белоснежный пуховый шарф - платок. А сзади, сжавшись в комок от страха, я нёс её сумку с молитвенниками, ибо в субботу ей этого делать было нельзя. Значит, уже с 6-7 лет я, октябрёнок, вступил в борьбу с системой, и система безусловно брала верх.

Все мои похвальные грамоты в школе получала бабушка. Она, одетая, как в синагогу, и я, на сей раз с гордостью, идущий рядом с ней на заключительное родительское собрание года. Бабушка была глуховатой, соседи об этом знали, и, из местечковой учтивости, шептались во весь голос: “Вон Рошалиха пошла получать похвальную грамоту за внука. Четвёртый год одни “выдатна” у него по всем предметам”. Бабушка и я цвели от гордости. Но основное торжество её ожидало в школе. Директор школы брал её под руку и неизменно усаживал за стол президиума, как она потом делилась, “эйбун он”. Начиная с первых выборов в Верховный Совет, она голосовала первая. С годами это стало её правом. Был один случай, когда она пришла на избирательный участок на несколько минут позже 6 утра. Председатель избиркома открыл участок на эти несколько минут позже. У неё была феноменальная память на имена и даты. Когда надо было выправить метрики, чтобы ехать в город жить или там учиться, шли к ней. Это надо было видеть! Она немедленно называла дату и еврейское название месяца, и тут же переводила в современное летоисчисление. Этот её талант приобрёл огромное значение сразу после войны, когда сгорели ЗАГСы, и многим понадобилось восстанавливать документы. Угрюмый председатель сельсовета Шабашевич без колебаний заверял печатью названную бабушкой дату.

Как и большинство евреек её поколения, она была отличным кулинаром. Хороша была фаршированная щука, но совершенно бесподобны были её фирменные “латкес”, картофельные драники, утушенные с мясом. Первым делом, прибыв в отпуск в Пинск, я вылавливал в Пине щуку. Бабушка Лея носила эту щуку по соседям, хвастаясь, что это выловил её внук, потом готовила её. А потом я с лихими братьями Альпериными, моими двоюродными, отдавали дань ей вместе с Брестской водкой “Два бусла” (два аиста).
Железной традицией бабушки было встречать и провожать поезда. Ещё до войны мы с ней шли к железной дороге, что проходила мертах в трёхстах от дома. Раз в сутки проходил пассажирский поезд Гомель-Брест. Мы махали руками проходящему поезду, оттуда махали нам. Кто бы из родных не уезжал или приезжал, она ходила на вокзал встречать или провожать почти до последних своих дней. А в Пинске до вокзала было полтора километра! И по вечерам, ежедневно, ожидая беспутных внуков, сидела до темноты на лавочке, а потом стояла у окна, приложив ладошку домиком ко лбу над глазами, высматривая опоздавшего.

Она считала себя немного колдуньей. Зашёптывала рожу, волос, и т. п. Если вылечить не удавалось (т. е. не проходило само), она направляла больного к белорусу деду Пинчуку, считая его колдовские способности выше своих.

В начале 1967 года Пинский горсовет, в связи с заполнившимся старым еврейским кладбищем, выделил новый участок. И рядом с захороненной Торой при освящении кладбища, первой там похоронена бабушка Лея. А вскоре, через год, рядом похоронили и бабушку Хасю.

Рядом они прожили жизнь, и навечно лежат после смерти рядом.