Маленькая, худенькая, согнутая, последние два десятилетия не расстававшаяся с клюкой, сделанной из обыкновенной палки. Клюку эту бережно хранит в Кливленде, США, её внук Арон.

Взгляд у бабушки был завораживающий - внимательный, мудрый.

Сразу после войны у неё ущемилась грыжа. Операцию делали в Киеве. Бабушку спасли, но до конца жизни она осталась согнутой.
Говорила она на "идыш". Русский понимала, но говорить на нём не любила.

Логика её была безупречной, а ясность ума она сохранила до конца своей почти столетней жизни. Но при этом была максималисткой, бескомпромиссным человеком. Одной из своих подруг, старой глухой Лее Крейн, когда та слишком долго невпопад отвечала на бабушкины вопросы, говорила "гей агейм", провожала на крыльцо, и в след ей - "тэйбе лох".

Самый любимый внук у неё - Борис Пальчук, единственный сын любимой дочери Мани. Все внуки любили бабушку, но после Бориса, наверное больше всех Орик, сын младшей, Брони.

Из воспоминаний Арона Фрейлехмана:

... Борис Пальчук проходил военную службу на Дальнем Востоке. Когда от него приходило письмо, на читку собиралось всё семейство. Садились полукругом возле бабушки. Она держала конверт на коленях, бережно прикрыв его руками. Все слушали письмо внимательно, вздыхали, плакали. В конце каждого письма - обязательный привет "дер либер бобечке".

... Бабушка была непревзойдённым кулинаром. Золотистые куриные бульоны с "маце мел", крутая фаршированная рыба. Даже не очень любимый бабушкин зять, мой отец Меер Фрейлехман, всегда приходил к ней на щуку, съесть голову. А Борис из армии написал, что после демобилизации будет есть всё, что приготовит бабушка, даже фаршированную щуку.

... Здоровье не позволяло её ходить по воду с ведром. И хотя было кому принести воды, она завела себе небольшой бидончик и ходила с ним к колонке.

... Тоска по своему дому, своему огороду выразилась в предмете её гордости и заботы - собственному "огороду", узенькой полоске земли вдоль сараев перед многоквартирным домом в Пинске.

... Когда молодёжь пилила, колола и складывала дрова на зиму, приходила бабушка, стояла, опираясь на свою палочку, долго смотрела ("битрахт"), говорила "гут" и уходила.

... Люди тянулись к ней, приходили, советовались. Она внимательно слушала, покачивая головой. Считалось, что получить от неё хорошее напутствие, заканчивавшееся словами "ин а гутэ шо" - это хорошее начало и залог успеха.

... Когда в Пинске появилось телевидение, она пошла к кому-то смотреть телевизор. После говорила: "Ды менчлах шпринген". Но с удовольствием посмотрела по телевизору фильм "Искатели счастья".

... Когда к ней приходили с жалобой, как тяжело служится в армии сыну (внуку), она категорично отвечала: "Мой Борик (внук) служил, значит, все другие молодые люди могут служить".

... Я считаю, что главное в характере бабушки Хаси были любовь, терпение и воля, - заканчивает свои воспоминания Арон Фрейлехман.

Обе мои бабушки, Хася и Лея, любили сидеть на лавочке около дома Леи, на Брестской улице в Пинске. Перед ними по Брестскому шоссе потоком неслись машины, по тротуару шли люди, многие останавливались поговорить с ними. Им это нравилось. Все внуки перефотографировались с ними на этой скамейке, и все мы бережно храним эти фотографии.

В 1994 году, когда меня пригласили на 130-летний юбилей прогимназии - школы, которую я закончил в 1948 году в Пинске, я пришёл на эту скамеечку, посидел, выкурил трубку. И в последний раз побывал на могилах бабушек на еврейском кладбище за железнодорожным вокзалом Пинска.